Он слушает длинные гудки, зажав трубку между плечом и ухом, средний палец нетерпеливо постукивает по сигарете, стряхивая пепел. Ну, подойдет уже сегодня кто-нибудь, наконец? Женский голос. Сделать вдох. - Добрый день, можно позвать к телефону Эчизена Рёму?
Отработанная фраза. Он безукоризненно вежлив. Он не боится, что его узнают - его голос давно забыли, если женщина на том конце провода вообще когда-нибудь его знала. До него доносится чуть прикрытое ладонью:
- Рёма! Тебя к телефону.
И, наконец - наконец! - тот самый ответ, которого он так ждал.
- Да.
- Привет, коротышка.
Привет, брат. Я вернулся. Да, опять. Я скучал по тебе. Как всегда. Ты придешь? Я буду ждать тебя. Несказанные слова - да и ненужные. Нужное - это адрес, и Рёга произносит его скороговоркой - и Рёма, блистательный в своей лаконичности, отвечает только один раз - "хм".
Что ж, его родители привыкли к тому, что их молчаливый сын всегда поступает так, как хочет. Так что, даже если они спросят Рёму, кто ему звонил и куда он собирается после этого телефонного звонка, и он им не ответит - никто не удивится.
Рёга вешает трубку, и на его лице играет бредовая, счастливая улыбка. Теперь ждать. Ждать - лениво всасывать рамен в грязной забегаловке, вертеть в пальцах кружку с дешевым кофе, который невозможно пить - и выходить наружу курить - и не смотреть на часы, не смотреть... пока вдали на полупустой улице не покажется маленькая фигурка... которую одновременно с глазами сердце узнает странным толчком.
Рёга улыбается, Рёга обнимает Рёму за плечи, ведет внутрь, заказывает рамен - сидит, облокотившись о стойку, и смотрит, как тот ест. С полным ртом лапши Рёма, конечно, не может говорить. Это удобно. Потому что говорит Рёга. Рассказывает - неторопливо, с удовольствием - где был, что делал, что видел. Бесконечно отредактированная версия реальности, разумеется - та, которую, по мнению Рёги, стоит знать его несовершеннолетнему брату.
Рёма не перебивает; Рёма не поддакивает, выражая заинтересованность. Он ест рамен и смотрит, огромные зеленые глаза в пол-лица. Его глаза куда более красноречивы, чем он сам. Его глаза говорят, что не верят и в десятую долю рассказов Рёги. Говорят, что все понимают: зачем тот рассказывает - и, возможно, что опускает в своих рассказах.
Рёма не спрашивает ни о чем; если хотите узнать мнение Рёги, это одно из самых замечательных его качеств. Не спрашивает, что Рёга сотворил со своей жизнью. И что собирается делать дальше. И когда думает остановиться. И неужели ему не страшно, что время идет, а он так и не нашел своего пути. Все эти вопросы Рёга и сам себе может задать, благодарим покорно - и задает порой, поздней ночью, под последнюю сигарету, когда уж очень сильно хочется депресснуть.
С коротышкой он встречается ради другого.
Рёма даже не спрашивает его, надолго ли он.
С раменом покончено, Рёга кладет на стол деньги, обменивается взглядом с хозяином. Каждый раз это другая забегаловка, ему не нравится бывать в тех местах, где его уже видели, но каждый раз, когда он приезжает в Токио, он с легкостью находит такие заведения... наверное, это еще одно свидетельство его далекого от совершенства морального облика. Ну, не в love hotel же ему вести своего младшего брата.
Рёма сползает с высокого стула - и Рёга пропускает его вперед, открывает перед ним дверь в маленькую комнатку за стойкой.
Каждый раз это другая комната - но все они до странности похожи. Или Рёге так кажется, потому что в тот момент, когда он закрывает за ними обоими дверь, реальность перестает иметь для него значение - только узкие плечи и темные волосы, падающие из-под кепки на затылок.
Рёга закрывает глаза. Закрывает глаза и падает - вперед, в эту близость, лицом к тонкой шее, носом в мягкие прядки волос - руки кольцом, ощущая сопротивление удивительно крепких мускулов.
И крошечный вздох, который издает Рёма - от неожиданности - эхом отдается в теле Рёги.
- Здравствуй, коротышка.
У Рёмы хрупкие запястья и мозолистые от ракетки подушечки пальцев. Рёга целует кончик каждого пальца. Зеленые глаза смотрят на него - пристально, серьезно - словно впитывают его лицо. И тонкие руки послушно подняты вверх, когда Рёга тянет с него майку. И горячие ладони, касающиеся его груди... и короткий, неуклюжий поцелуй - Рёма никогда не говорил об этом, но Рёга подозревает, что он не любит целоваться, считает это девчоночьим занятием.
- Ты опять курил.
- Конечно.
Кровать узкая и звенит пружинами. Окно наполовину зашторено желтой занавеской, сквозь которую пробиваются лучи предзакатного солнца. Рёге кажется, будто эту картину, в разных вариантах, он уже видел - ощущение дежа вю - и в то же время, по его желанию, все происходящее отпечатывается в его мозгу - как фотография на память. Чтобы перебирать, возвращаться снова и снова - когда он будет далеко, в другой стране, занят чем-то, о чем не расскажет Рёме при следующей встрече.
Лицо Рёмы сосредоточенно - каким обычно бывает лишь когда он играет в теннис и ему попадается сложный, но интересный соперник. Худые ноги раздвинуты, пальцы до боли вцепляются в плечи Рёги - и бедра рывком подаются вперед, когда ладонь Рёги ложится на его член.
Кондиционера нет, им жарко, они дышат так громко, что, должно быть, сквозь тонкую дверь все слышно. Неужели Рёму это не волнует, мелькает в голове у Рёги - неужели ему все равно, что о них подумают? Но под его языком соски Рёмы встают, как от холода, дрожь проходит сквозь его тело, кожа покрывается мурашкам, когда Рёга начинает скользить ладонью вдоль его члену.
А затем маленькие горячие руки Рёмы стискивают его член, пытаясь ответить тем же, оказать ту же услугу - и Рёге кажется, что свет перед глазами меркнет, превращается в темный вихрь.
Они всегда делают это только так: только руками - никогда еще не доходили до конца, до настоящего проникновения. Не потому что Рёма не позволил бы ему или Рёга не хотел бы. Рёга думает, что Рёме, возможно, просто не приходит в голову, что это возможно, а он сам... он не хочет делать ему больно. Может быть, в следующий раз, когда коротышка немного подрастет. Будет повод еще раз вернуться.
Все заканчивается быстро, липко и мокро - но для этого есть упаковка влажных салфеток на столике рядом с кроватью. Рёга тихо смеется, вытирая ладони Рёмы - хотя тот хмурится, сопротивляется и шипит что-то вроде:
- Я сам могу это сделать.
Липко и мокро, да - но не грязно, никогда не грязно, какой бы жалкой ни была забегаловка, каким бы засаленным ни было покрывало. Там, где Рёма - там нет грязи, думает Рёга. Когда он делает это с другими - теми, кто ему нравится, или ради денег, или от скуки, или потому, что нет возможности отказать - там всегда присутствует элемент грязи. Но с Рёмой он чувствует себя чистым. Словно даже то, что происходило с ним между двумя их встречами, смывает с него близостью с Рёмой.
Еще две, три минуты они лежат рядом, он обнимает Рёму за шею - не отпущу тебя, никогда не отпущу - а потом, чувствуя, как лужица пота скапливается между его локтем и ключицей Рёмы, Рёга встает с кровати. Чтобы не ждать, пока Рёма сам захочет высвободиться.
- Жарко, - да, жарко - хотя солнце уже становится оранжевым, склоняясь к горизонту. - Тебе пора домой.
- Я ракетку взял, - говорит Рёма. - Я думал, мы поиграем.
Да, Рёга видел - ракетку за его плечом, почти такую же неотъемлемую часть его облика, как его кепка. Он украдкой сжимает руку в кулак, чувствуя как привычная боль пронзает запястье. Рёме не нужно знать об этом - не нужно знать, как давно он не играл.
- Извини, - говорит Рёга. - У меня сегодня нет времени. А завтра уезжаю.
- Ты всегда так говоришь, - бормочет Рёма. Взгляд у него в этот момент как у обиженного кота. Рёга улыбается без угрызений совести.
- В другой раз, коротышка.
Ты ведь дождешься, да? У нас будет другой раз. Я приеду еще. Я тебе позвоню.
И Рёма отвечает на непроизнесенные слова:
- Хорошо.
Конец.
