Идет четвертая неделя турнира в Лос-Анжелесе. Солнце палит нещадно, и через каждые пятнадцать минут разминки я бегаю к бутылке с водой. Я прошел в финал, выбив пару сеяных еще в первых кругах, и буквально пролетев через одну вторую со счетом 6:3, 6:4, 6:1. Против меня тогда был молодой американец, которому явно хотелось выиграть, в итоге он постоянно рисковал, и, как следствие, все время ошибался. Выиграть было довольно легко.
- Кевин! - тренер подзывает меня к себе и подает полотенце. - Следи за ним. Он редко выходит к сетке, однако, там он как рыба в воде. Не давай ему играть короткие мячи, обводи свечами.
Я слушаю последние наставления и думаю, что Риомы на этом матче не будет. Через четыре часа у него игра на турнире в Сан-Марино против подающего надежды новичка бельгийской команды. Тот быстр, точен, но иногда ему не хватает опыта. К тому же слишком нервничает, если вдруг начинает отставать в счете. Впрочем, это не мешает ему быть очень привлекательным молодым человеком, к тому же открытым геем. Я возвращаюсь на площадку, и мы продолжаем разминку. На этот раз отрабатываем пару свеча-смэш. Бельгиец - блондин с голубыми глазами. Смэш получается довольно резковат и отлетает прямо в лицо противнику. Я поднимаю руку, давая понять, что не нарочно. Мы с Риомой начали встречаться после нашего первого турнира большого шлема. Точнее, у Риомы он был не первый, но мне нравиться именовать тот US-open нашим первым совместным чемпионатом. Мы вместе дошли до одной восьмой финала, и половина газет считала, что этого японского задаваку надо хорошенько проучить, и, по их мнению, американский задавака подходит для этого как нельзя лучше, а вторая половина предвкушала нешуточное сражение. Сражения не получилось. 6:2, 6:4, 7:5. Конечно, выиграл Риома.
Я еще раз поднимаю руку, давая понять, что хочу сделать перерыв и подхожу к скамейке, где лежит моя сумка с ракетками. Воды в бутылке осталось совсем немного, и надо бы попросить, чтобы принесли еще одну. Риома на моем месте, конечно, взял бы сразу две. И обязательно бы сказал что-нибудь вроде «Нельзя пить столько воды перед матчем».
Он и тогда после матча сказал: «Ты плохо играл. Поработай над кроссом справа». Мы стояли в раздевалке, он снимал футболку и вот так бросил между делом, что я хреновый теннисист. Конечно, он имел в виду совершенно иное. Во всяком случае, он так говорит. Но я тогда просто сорвался. Вырвал у него из рук футболку и вмял в шкафчики. И проорал ему прямо в лицо «Думаешь, что знаешь все на свете, да?». И поцеловал. Самое смешное, что после того, как я, наконец, отпустил его, он ничего не сказал, только пошел в душ. А на пороге повернулся и бросил: «Думаешь, я этого не знал?» И улыбнулся. Нет, тогда между нами еще ничего не было. Я всего лишь оставил заметную вмятину на его шкафчике, когда со всей силой врезал по нему кулаком. До сих пор не знаю, задело его это хоть как-нибудь. Надеюсь, он разозлился.
В следующий раз мы встретились на турнире в Миллуоки. Я выбыл из одной четвертой финала, так и не получив свой матч реванш. Он, конечно, взял первое место и приз в 3000 долларов. А потом мы пили у него в номере. А потом целовались на маленьком гостиничном балконе на 23 этаже, а машины внизу сливались в одну яркую линию. А потом занимались любовью на мягкой большой кровати и снова пили шампанское в честь его победы.
Судья на вышке показывает, что матч начнется через 10 минут. Я еще раз бросаю взгляд на полупустые пока трибуны и надеюсь, что закончу этот матч пораньше. Тогда я успею прилететь домой как раз к выпуску вечерних новостей и посмотреть, как он сыграл свою одну вторую. Может, даже позвоню и поздравлю. Хотя поздравлять еще рано, всегда можно сделать это после финала.
Мы встречались примерно раз в месяц, продираясь сквозь турнирную сетку и целуясь в душевых кабинках. Смеялись друг другу в лицо, сдирая одежду в очередных гостиничных номерах. Обычно, его номерах. Играли в теннис, забывая жить. И жили, никогда не забывая играть в теннис. За это время он выиграл 5 турниров большого шлема и ворох прочих, слишком незначительных, чтобы о них помнить. Аделаида, Сан-Хосе, Скоттсдэйл, Индиан-Уэллс, Монте-Карло, Рим, Гамбург, Гштаад, Сан-Марино, Цинциннати, Штутгарт, Париж - это только за тот первый год.
Начинается первый сет, и я уже веду в счете 2:1. Против меня играет француз - хозяин чемпионата. Ему лет 28, он собран, серьезен и очень четко кладет мяч под заднюю линию. Ему не хватает напора и энергии. Может, в 28 лет я буду таким же.
Когда Риома во второй раз выиграл Уимблдон, всего второй, потому что ему неудобно играть на травяном покрытие - я это вычислил на третьем же матче - мы как всегда сидели у него в номере и смотрели телек. В очередных спортивных новостях восторженная дикторша рассказывала о незабываемой победе новой звезды тенниса, Эчизена Риомы. Он лежал поверх одеяла и слушал вполуха, а я думал о том, как же мне надоели гостиничные номера.
- Эчизен, - я всегда называю его так, хотя после того, сколько раз мы с ним спали, уже пора бы было перейти на имена, - а где ты живешь помимо гостиниц?
Я не знаю даже этого. Зато знаю, что перед тем как подать, он долго-долго стучит мячиком о корт, а перед тем как сыграть кроссом через право, немного щурится, как будто выверяя направление. Я знаю, что он любит поспать, что ему нравится горячий, почти обжигающий, душ и что, когда он кончает, то только шипит, и ничего больше.
Риома поднял голову и чуть оценивающе посмотрел на меня.
- У меня квартира в Токио. И еще одна, кажется, в Нью-Йорке.
Мы были вместе четыре года, и я по пальцам мог пересчитать то количество раз, что мы виделись.
- А у меня коттедж в Майями. Ты любишь море?
Мы провели там 3 недели, и я впервые в жизни забыл, как держать ракетку. Как он выдержал три недели без тенниса, я не представляю. Но мы даже не стали искать, где в Майями находятся теннисные корты. Просто валялись на пляже, который я купил вместе с коттеджем, ели мороженое тоннами, хотя это ужасно сказывалось на нашей спортивной форме, и играли в волейбол. Когда он все-таки уехал на очередной турнир, я еще два дня оставался там. Закрывая дверь на ключ, я думал о том, что ненавижу теннис.
Во втором сете противник, кажется, понял, что одной точностью со мной не сладить и начинает рисковать. За каждый его выход к сетке я теряю по очку - он хорош у сетки, моя же игра сосредоточена целиком у задней линии. В итоге второй сет заканчивается со счетом 4:6 в его пользу. Я не особо волнуюсь, так как вижу, что он устал и последний гейм взял чисто по инерции. После перерыва все пойдет иначе.
Я позвонил в дверь его квартиры в Нью-Йорке, судорожно сжимая ручку большой сумки. Он спросил, кто там, немного удивленно, видимо, к нему не так часто заходят гости. Я ответил:
- Кевин.
И поставил сумку на пол, готовясь чуть ли не к драке. Я стоял и прокручивал в голове тысячи причин, по которым это правильно. И только одну не собирался ему называть. То, что без него меня нет.
Он открыл дверь, бросил взгляд на мою сумку и на мои сжатые зубы, и очень просто сказал:
- Проходи.
И чуть-чуть отошел.
Я постоял еще немного на пороге, рассматривая металлическую дверь такой толщины, как будто за ней банковский сейф со всем золотом Америки, и взялся за свои сумки.
- На ней Тернер настоял, он считает, что у меня куча врагов.
Я удивленно посмотрел на него, а он показал взглядом на дверь.
- Ты же на нее смотрел. Пошли, я там пытаюсь обед приготовить.
На обед была курица. Немного недожаренная, но я никогда не питал иллюзий по поводу его кулинарного таланта. В конце он собрал тарелки, положил их в раковину и сказал:
- У меня через час тренировка. Можешь освободить себе половину шкафа, дубликат ключей во втором ящике стола в коридоре.
И ушел.
А я стоял посреди кухни, в раковине которой лежала гора грязной посуды, а на плите стояли четыре сковородки, и думал, что неплохо бы нанять горничную.
Как я и думал, перелом наступает в четвертом гейме третьего сета. Его удары становятся немного слабее, и ложатся не так близко от задней линии. Доставать их все равно сложно, однако он не дотягивается до моих свечей, и я каждый раз обвожу его с их помощью. К 11 гейму мы сравниваемся по счету, 5:5.
Его квартира располагалась в одном из престижных районов Нью-Йорка. В ней было две комнаты помимо спальни, два сан узла и одна небольшая кухня. Мы проводили там почти все время между турнирами и тренировками, и я никогда не спрашивал его, почему он разрешил мне остаться. У нас обоих был очень напряженный график, особенно, конечно, у него. Наша жизнь проходила на кортах, чаще всего разделенных между собой странами. Но когда мы были вместе - это было, как выиграть самый главный чемпионат в жизни. Хотя он и выигрывал их постоянно.
Я жил с ним с той самой минуты, как первый раз включил запись с его игрой. Мне было двенадцать, и я мечтал его победить. Я изучил его, мне казалось, что знаю о нем все. И только через 10 лет, наконец, понял, что мне этого мало.
Один раз я напомнил ему о том коттедже в Майями и сказал, что неплохо бы опять поехать в отпуск. В конце концов, до следующего турнира было еще два месяца. У него была тренировка по графику, и он бегал по квартире, пытаясь отыскать, куда положил новые ракетки. А я лежал на постели и просто надеялся.
- Ты же знаешь, как хорошо в это время в Майями.
Он остановился и посмотрел на меня, на минуту прервав свой поиск.
- Ты серьезно?
- А почему нет? Нам не помешает немного отдохнуть.
Он как раз проиграл Уимблдон, и мне казалось, ему нужно немного приободриться.
- У меня турнир в Сан-Марино через две недели.
- К черту турнир в Сан-Марино через две недели.
Он постоял немного, как будто раздумывая, а потом хлопнул себя по лбу.
- Я, кажется, положил их в тумбочку в коридоре.
И через некоторое время я услышал, как поворачивается в замке ключ.
Матч заканчивается со счетом 6:3, 4:6, 7:5. Но я плохо помню церемонию награждения. Кажется, в новостях говорили, что в Сан-Марино дождь. Думаю, что это хорошо. В жару играть сложнее, к тому же на закрытом корте проще, не мешает ветер и солнце. Турнир закончится через неделю, и тогда он вернется домой с еще одной золотой медалью в кармане. И я, конечно, буду ждать его там.
Погода почти нелетная, но я не соглашаюсь на другой рейс. Так я доберусь домой уже через 3 часа и, наверное, смогу застать вечерние новости и узнать, с каким счетом он выиграл. Можно будет даже купить шампанское и отметить.
В аэропорту толпа, на вертушках с журналами стоят новые номера журнала «American Idol», с которых на меня смотрит серьезное лицо Эчизена Риомы. Официального Эчизена Риомы. Эчизена Риомы для общественности. Для меня он не такой, совсем не такой. Для меня он закидывает голову назад и постанывает, когда я целую его шею. Для меня он немного жмурится и покусывает нижнюю губу, когда я опускаюсь к его соскам, заводя за спину его руки, для меня он шипит и иногда даже чуть-чуть плачет, когда я захватываю ртом его член и не отпускаю, пока он не кончит. Таким он бывает только для меня.
В квартире темно, а я все-таки забыл купить шампанское. Я прохожу в комнату и включаю телевизор. Спортивные новости должны начаться через полчаса. Я сажусь на пол и откидываю голову на кровать. На потолке собираются ночные тени, и мне все кажется, что они тоже играют в теннис. Монотонный голос на экране говорит что-то про последний теракт в арабских эмиратах, а я не могу дождаться, когда, наконец, увижу его. До спортивных новостей еще слишком долго.
Внезапно загорается свет, и я жмурюсь.
- Что это ты сидишь в темноте?
Риома стоит на пороге с сумкой в одной руке и бутылкой шампанского в другой. Я киваю в сторону телевизора.
- Хотел узнать, как прошел твой матч.
- А.
Он ставит сумку и идет ко мне.
- Я и так могу тебе рассказать. Восходящая звезда японского тенниса Эчизен Риома неожиданно снял себя с турнира, не объяснив причины.
Он садиться рядом со мной и ставит рядом бутылку. Она вся запотела, и на ней остались отпечатки его пальцев.
- С днем рождения, Кевин.
Он улыбается. А я все никак не могу поверить, что он действительно здесь.
- А как же турнир в Сан-Марино?
- К черту турнир в Сан-Марино.
Я зарываюсь в его волосы, и мы давно уже целуемся. А на экране диктор спортивных новостей начинает вечерний выпуск:
- Восходящая звезда японского тенниса Эчизен Риома неожиданно снял себя с турнира, не объяснив причины.
Конец.
